Почетный титул Лариса Хозяинова завоевала в рейтинге Best Russian Dog по итогам 2020 года. У лучшего канистерапевта России сегодня три собаки, «шесть работ» и почти 20 лет стажа в «собакотерапии». По ее словам, у этого вида терапии широкое поле применения – в психологии, логопедии, дефектологии, лечебной физкультуре. Собаки Рыжая, Джоник и Лукас вместе с хозяйкой помогают реабилитировать детей и взрослых с тяжелыми заболеваниями, занимаются профилактикой деменции у пожилых, лечат душевные раны ребят из неблагополучных семей, учат общаться, дружить и конструктивно решать конфликты подростков «с характером».
– Лариса Владимировна, чем отличается канистерапия от других видов анималотерапии – например, иппотерапии? В чем ее преимущества?
– Во-первых, собаку намного проще завести и содержать, чем лошадь. Во-вторых, собаки очень социальные животные. Есть, к примеру, фелинотерапия — лечение с помощью кошек. Но все знают, что кошки всегда сами по себе. Собаки не такие – для них важна стая, общество. Именно поэтому эти животные так популярны при работе с людьми с нарушениями аутистического спектра, с посттравматическим синдромом, с теми, кто в глубокой депрессии, с подростками, у которых есть проблемы с поведением и социализацией. Собака умеет выводить на контакт человека, замкнутого в своем внутреннем мире, в своих переживаниях или горе. Лошади такое все-таки не свойственно. Или взять ребят с ДЦП – им больно и сложно работать со своим телом. Такой ребенок лишний раз не хочет двигаться, но собака может его стимулировать. У меня был лабрадор Гектор, который до 6 лет работал только с так называемой «условной нормой». И когда он впервые увидел человека с синдромом Дауна — он не смог считать его эмоции, понять мимику и в итоге залаял от растерянности. Сейчас наши собаки уже с рождения видят разных людей, хорошо понимают их и помогают. Но только не пишите, что собаки лечат.
– А что они делают?
– Они мотивируют и стимулируют, а работает, прежде всего, специалист – психолог, медик, эрготерапевт, логопед или дефектолог. Собака просто интересный, живой, уникальный инструмент в его руках.
– Бывает, что даже с помощью такого «интересного инструмента» не удается вывести человека на контакт?
– Конечно, люди с расстройством аутистического спектра могут находиться настолько глубоко в себе, что не каждого вытащишь. Если через несколько занятий мы не видим динамики — к примеру, ребенок продолжает не замечать собаку, мы прекращаем работу. Но может быть, дело просто в недостаточной длительности канистерапии. У меня на патронаже был ребенок с опухолью мозга — он совсем не шел на контакт, но по просьбе его мамы мы продолжали работу на дому. Только через 2 месяца он отреагировал на собаку: сидел на полу, играл в кубики и, когда в очередной раз пес с кубиком в зубах ткнулся мордочкой в его лицо, мальчик сделал жест «не мешай, отойди». Прошло еще 2 месяца, прежде чем он впервые погладил собаку, а еще через 2 месяца протянул ей лакомство. И это был прогресс. Возможно, у кого-то эффект появится через полгода, а у кого-то через год. Но мы работаем в госучреждениях и назначенный курс реабилитации ограничен по времени.
– Кто назначает лечение?
– Я работаю психологом в шести государственных учреждениях. Среди них колпинский Центр реабилитации инвалидов и детей-инвалидов «Поддержка». В зависимости от заболевания человек имеет право на тот или иной набор социальных и психологических услуг. Конечно, канистерапии в этом списке нет. Она может проходить под разными названиями: «психологическое консультирование», «организация коммуникативного пространства» или «психологический тренинг». Я как психолог могу использовать в занятиях разные инструменты — сегодня устроить сеанс арт-терапии, завтра — музыкотерапии, а послезавтра в качестве психологического инструмента могу использовать собаку и тогда это канистерапия.
– Где готовят на канистерапевтов? Как вы, психолог по образованию, пришли в эту специальность?
– Специальность «канистерапевт» официально существует только в одной стране мира – Польше. В России до сих пор нет ни специальности, ни утвержденных регламентов для занятий с животными. Потому так тяжело продвигать этот метод реабилитации, особенно в госучреждениях. На то, чтобы как-то пробиться, у меня ушло 15 лет жизни. В 1995 году, когда никто и не слышал о канистерапии, я защитила диплом на факультете психологии СПбГУ «Взаимодействие человека с собакой как психотерапевтический фактор» и с тех пор занимаюсь этой темой. А кинологией увлеклась еще раньше, с 13 лет ходила в клуб служебного собаководства ДОСААФ. Сейчас, чтобы заниматься канистерапией, надо иметь высшее психологическое, педагогическое или медицинское образование плюс пройти дополнительное обучение. В 2016 году я окончила 144-часовые курсы повышения квалификации по канистерапии на базе ПСПбГМУ им. Павлова — это были первые подобные курсы в городе. И в том же году – курсы на базе Городского психолого-педагогического центра департамента образования и науки в Москве. На самом деле сертифицированных канистерапевтов по всей России на сегодня единицы.
– Собакой-терапевтом может стать представитель любой породы?
– Теоретически в любой породе может быть уникальная собака-терапевт. Но на практике среди лабрадоров и золотистых ретриверов, добродушных ньюфаундлендов или сенбернаров они встречаются чаще, чем среди ротвейлеров или питбулей. Собака для работы терапевтом тоже проходит специальную подготовку и сдает экзамены. Она не должна ни при каких обстоятельствах проявлять агрессию к человеку.
Читайте также: «Провожает в поликлинику и гавкает, когда «убегает» кофе». Как человеку, потерявшему зрение, получить собаку-проводника
– Чем, кстати, покорил судей конкурса ваш лабрадор Лукас XIII Великолепный, ставший лучшей собакой-терапевтом России?
– Звание лучшего канистерапевта было присвоено мне, и, честно говоря, я могла взять с собой любую свою собаку. Привезла в Москву трехлетнего Лукаса – он самый молодой, перспективный, обаятельный и просто великолепный. Я его взяла у заводчицы в семимесячном возрасте, это считается очень поздно. Но как только увидела это чудо, сразу поняла – из него выйдет отличная собака-терапевт. Если не возьму сейчас, потом буду годами искать такого и не найду. У него имидж эдакого хулигана, рубахи-парня. И когда, например, приходит ко мне на занятия такой же хулиганистый подросток, ему с Лукасом намного интереснее, чем с интеллигентным Джоником, например, потому что он себя ассоциирует именно с Лукасом. Сначала они вдвоем будут баловаться, а потом ребенок, воспитывая собаку, начнет воспитывать и себя, менять свое поведение. Мальчик не хотел учиться, а теперь кричит мне: «Лариса Владимировна, когда экзамен будем сдавать?».
– Если родители захотят завести домашнего помощника для ребенка с заболеванием или с проблемами в поведении, какую породу посоветуете? Лабрадора?
– Домашнее животное и собака-терапевт — две большие разницы. Канистерапия — метод реабилитации со своими целями, задачами и прогнозируемым результатом. Ожидать, что мы заведем собаку и она станет терапевтом для заболевшего ребенка, самонадеянно. Исследования показали, что обычная домашняя собака, например, никак не влияет на самочувствие и развитие ребенка с аутизмом, если ребенок появился, когда животное в доме уже было. К сожалению, это правда. Бывает так, что собака в такой семье, наоборот, дает обратный эффект. Не секрет, что особых детей часто воспитывают только мамы — папы пугаются и уходят из семьи. И на уставшую маму сваливаются не только заботы о ребенке, но и о собаке, которую тоже надо кормить, выгуливать, лечить. Собака может начать конкурировать с ребенком за внимание хозяйки, и лучше от этого никому не станет.
– Говорят, ваши собаки помогают бороться со старческой деменцией. Как они это делают?
– Как психолог я знаю много упражнений, которые помогают развивать память, мышление, внимание. Я их модифицирую — они все, так или иначе, крутятся вокруг собак. Год назад мы начали работать в Доме ветеранов науки в Пушкине — занимаемся с пенсионерами даже 90+. К примеру, садимся с бабушками в круг, смотрим на собаку и говорим, какая она — они включают ассоциации, начинают вспоминать и подыскивать слова. Или представляем, какой была наша 13-летняя Рыжая в молодости. Бабушки с таким упоением начинают рассказывать про ее молодость, что понимаешь — они вспоминают себя. Такое непосредственное, живое общение с пожилыми людьми мне было бы трудно выстроить без собаки.
– Как вы оцениваете эффект от собакотерапии?
– Чаще всего методом наблюдения и в зависимости от изначальной цели. К примеру, был запрос на улучшение двигательных функций. Если человек сначала мог пройти 5 метров, а после занятий увеличил дистанцию до 50 метров — эффект есть. У меня на занятиях была молчаливая девочка, которая до трех лет пережила 5 операций и не хотела общаться с этим миром, боялась его. Первое слово, которое она произнесла, было адресовано моей Рыжей. Большая собака потянула ее в сторону, а она дернула поводок и просто сказала: «Ну!». В смысле «куда ты пошла». Мы с ее мамой так и застыли и у обеих слезы потекли от радости. Барьер был снят. Потом она начала давать команды собаке, затем просто с ней разговаривать и, наконец, общаться с другими детьми из группы. Я была последней, с кем она заговорила,— где-то через год. Сейчас эта девочка учится в обычной школе, а ее мама настолько прониклась канистерапией, что сама пришла к нам работать.
– В больницы ваших собак не зовут поработать?
– Мы были там лишь однажды, но поход был фееричным. Несколько лет назад вместе с ребятами-волонтерами и пятью собаками устроили выступление в актовом зале Детской больницы №22 в Колпине. Даже дети с отделения травматологии пришли на костылях в зал и активно участвовали – давали команды собакам, угощали их, гладили. Продолжить, к сожалению, не получилось. Появилось много работы, времени и сил стало не хватать.
– Диагностировать болезни ваши четвероногие терапевты умеют?
– Я знаю, что за рубежом собак – помощников инвалидов специально учат чувствовать приближение у хозяина приступа эпилепсии или другой болезни, и нажимать кнопку вызова скорой при появлении предвестников. Некоторые уникумы умеют диагностировать онкологические заболевания — по специфическому запаху. Мои собаки этого не умеют – в быту они самые обычные, может, чуть более воспитанные. Они очень много работают, поэтому дома отдыхают – их не видно-не слышно.
Читайте также: Собаку наградили медалью за обнаружение рака у сотен людей
– У них, как у настоящих врачей, наступает профессиональное выгорание?
– Действительно, выгорание есть. За границей для таких собак существуют нормативы труда — они могут работать пару раз в неделю и не больше двух часов в сутки. Мои лабрадоры пашут 5 дней в неделю и гораздо дольше, чем по два часа.
– Как вы их спасаете от выгорания?
– Для профилактики выгорания очень важно соблюдать режим труда и отдыха. Как дрессировщик с большим стажем я стараюсь чередовать нагрузку. Представьте, в павловском детдоме мы работаем с детьми с тяжелыми множественными нарушениями, используем метод так называемой выкладки — кладем ребенка на собаку. Когда малыша приносят, у него все мышцы зажаты, но от соприкосновения с телом собаки у него усиливается выработка гормона дофамина, отвечающего за расслабление, — дети быстро становятся как пластилиновые и можно начинать работать с их ручками и ножками. Все это время собака должна лежать неподвижно, вытянувшись в струнку. После такого напряжения ей нужен хороший отдых. Поэтому с утра отработали два часа в детдоме, сели в машину, по дороге погуляли-порезвились, дома поели, поспали, а ближе к вечеру можно выйти на следующую работу. В выходные стараемся выезжать с собаками за город, летом – в Карелию. Как у обычных людей у работающих животных должен быть отпуск — они должны нагуляться, накупаться, выспаться.
– А как сами справляетесь с негативными эмоциями и выгоранием?
– Как и у собак, у меня есть смена деятельности. Я настолько уже с ними слилась – что хорошо для них, то хорошо и для меня. Как-то я подсчитала, что примерно 90% наших пациентов — люди с особыми возможностями здоровья. Они не всегда умеют отдавать положительные эмоции, а порой бывают слишком резки в проявлении своих чувств — от радости могут сильно вцепиться в собаку, дернуть за хвост или даже укусить за ухо. И собаки терпеливо это выдерживают, никогда не отвечают агрессией, разве что могут взвизгнуть и убежать. Поэтому стараемся чередовать общение: утром работаем с тяжелыми детьми, вечером — с эмоционально светлыми. В том же центре для детей из неблагополучных семей на собак выливается целое море нежности, тепла и ласки — дети искренне отдают животным то, что сами недополучили от своих родных.
– Вас признали лучшим канистерапевтом страны. Есть еще профессиональные вершины, которых вы хотели бы достичь?
– Мечтаю создать команду волонтеров — ребят от 14 лет и старше, которые смогут приносить пользу. Моих сил на все не хватает и хотелось бы подготовить смену. Волонтеры со своими собаками могли бы ходить в дома ветеранов, по больницам, в школы, устраивать соревнования, dog-театр или dog-чтение в библиотеках — с его помощью детям прививают любовь к книгам. Планов и идей очень много. Хорошо, если бы все это было сосредоточено в одном месте — я его назвала центром социальной кинологии. Проект создания такого центра я написала более 10 лет назад. И вроде бы районные власти поддержали строительство, была даже найдена подходящая территория, но воз и ныне там. В этом году подала заявку в городской проект «Твой бюджет», но победить не получилось. Уверена, что у города обязательно должен быть такой центр. Но как добиться его создания, пока не представляю. Я два года добивалась возвращения помещения для занятий с собаками в Доме молодежи «Колпинец», где 18 лет назад начинала канистерапию с уличными подростками и где до сих пор работаю психологом. А тут речь идет о строительстве целого центра.
Надежда Крылова
© Доктор Питер
Информация с сайта Доктор Питер